Есть две версии событий, связанных с появлением этого памятника. 

Версия первая

Летом 1918 года кровопролитные бои с белочехами и белогвардейцами развернулись вдоль железнодорожной линии Челябинск - Екатеринбург. Захватив Челябинск, мятежники продвинулись лишь до станции Аргаяш. Дальше железнодорожный путь оказался разобранным. Несмотря на недостаточную военную подготовку, наиболее организованные и дисциплинированные отряды Красной гвардии  оказали упорное сопротивление врагу. 

Активные боевые действия против мятежников развернулись и на другом участке Екатеринбургского направления, вдоль шоссе Челябинск - Екатеринбург. Жаркий бой разгорелся 9 июня у деревни Надыров Мост, расположенной вблизи деревни Куяш. Здесь оборону держала группа добровольцев Сысертского, Полевского и Северского заводов в 240 человек, которой командовал член Уральского областного Совета коммунист Ф. Кикур. Противник силой в 900 штыков пытался захватить деревню, но был отбит. Через несколько дней атака повторилась. Благодаря своему численному перевесу и лучшему знанию военного дела белые сумели окружить отряд. Добровольцы защищались отчаянно. Пулеметчики Иван Гребнев и Флегонт Уфимцев вели огонь по врагу до последнего патрона, а когда кончилась лента, гранатой взорвали себя вместе с пулеметом. Ф. Кикур с горсткой добровольцев принял на себя всю тяжесть боя, дав возможность остальным вырваться из окружения, а сам погиб смертью героя.

Остатки отряда отошли к Куяшу, где оборонялась 2-я сотня сысертских рабочих под командованием Н. И. Чуркина. Здесь добровольцы прочно закрепились и не отступали ни на шаг. Атаки белых следовали одна за другой. 2 июля против немногочисленных защитников Куяша были брошены офицерская рота, 600 белоказаков, отряд башкирских националистов с пулеметами и тремя орудиями. В этом ожесточенном бою враг потерпел поражение. Под Куяшем красногвардейские отряды выдержали девять боев, которые, по свидетельству самих белогвардейцев, стоили им 600 убитых и 400 раненых. Только 16 июля, когда войска красных оставили Каслинский завод и начали отходить на север, к Тюбуку, оборона Куяша потеряла всякий смысл.

Версия вторая (по материалам краеведа Антона Сорокина).

Оборону села Куяш держал анархист Петр Иванович Жебенев. Он принял на себя командование обороной на Челябинском направлении после разгрома красной гвардии под Аргаяшом. 



П.И. Жебенев

Вот из воспоминаний Жебенева (декабрь 1921 года):

 "Я расскажу про бой у Надырова моста, за Куяшем в верстах сорока, от Челябинска в 60-ти верстах. Это было уже после выступления чехословаков. В Куяше у меня был штаб. Надыров мост стоит на реке Надыр с быстрым течением. С одной стороны болото, с другой стороны […], третья сторона – фронт неприятельский и тыл. Когда я получил сведение, что он занят, то с 35-тью человеками, с 6-тью пулемётами отправился на место. Там было 20 человек казаков, которые при нашем приближении разбежались. Мы мост разобрали и заняли деревню. На следующий день получаем известие, что казаки наступают. Мною была выслана разведка. Тысячи полторы двигается по направлению к этому мосту, идут через Осаново к этому мосту. Была послана разведка 2-3 человека, [8] в одну сторону Иван Ковальчук и Абрам. Когда проверили сведения, то оказалось, было девятьсот человек. Им было предложено уйти ил принять сражение. Они ответили: "Нам сказали, что мы пришли воевать, а поэтому мы будем воевать". После разговоров я разбираю мост через реку Надыр, жителей всех мобилизую. Через реку перебрасываться нельзя, с правого фланга болото и с тылу я не […]. Единственный путь – просека. Против просеки мы поставили один пулемёт и один пулемёт с тылу, у Надырова моста поставили тоже пулемёт. Я забрался на крышу и говорю: "Когда выстрелю – начинайте пулемётный огонь, до выстрела – нишкни". Часа в два дня прибегает разведка и говорит, что садятся на коней и едут. Мы приготовились к бою. Пришёл крестьянин и говорит, что там тысячи полторы человек. Я говорю: "Мы всю красную банду* разнесём". (*так в тексте) Вороной конь – это значит казачий полковник впереди, с обнажённой шашкой, в папахе, кажется, чёрной, солнце их освещает, всё блестит, и они лёгкой рысью идут. Видно только головы и лошади – больше ничего. Я прицелился, полковник свалился, пулемёт начинает работать, получилась какая-то каша, лошади падают, какая-то суматоха. Здесь было приблизительно 60 трупов. Было взято, кажется, 23 человека в плен, лошадей целых, вероятно, взято штук сорок, забраны сёдла. Наша дружина во всю катит из пулемёта. Под полковником была красивая лошадь, один сошка ловит лошадь под пулемётным огнём, что, дескать, убьют лошадь, ему прострелили шинель. Казаки были вооружены бердянками, они бежали без оглядки и не появлялись недели две. Оказалось, что какая-то кучка может устоять перед дисциплинированной кавалерией. Этот бой разнёсся по округу, и начали течь добровольцы. Куяшский старик 80-ти лет пришёл и заявил: "Я воевал в Турецкую компанию, я покажу этим молокососам, как драться". Этот бой много влиял на психологию окружающих, и уверовали, что есть какая-то сила. Когда у меня собралось 170 человек, я почувствовал, что имею как-бы громадные войска. Было такое представление – 15-ть человек я считал боевой силой. Потом наступило затишье, мы сделали вылазку через мост, прошли сорок вёрст за Челябинск и обратились в Штаб округа или области в Екатеринбурге, чтобы мне разрешили с тремя автомобилями взять Челябинск. Числа я не помню. Донесений я ни каких не делал, всё время воевал, я не был ни с кем связан, когда нужно было, я обращался в Екатеринбург. Я об"ехал целый ряд деревень, были митинги на заводах; провёл митинги, говорил, что нужно итти добровольцами ко мне. Я послал агитаторов, чтобы они агитировали итти ко мне в отряд. У меня было 200-300 добровольцев, потом ещё 400 человек было из [8об] одной Сысерти, из Северского завода человек […]. После этого стали концентрироваться возле меня силы. Было масса отдельных схваток. Я занимал фронт от 160-ти до 200 вёрст. Я действовал в разных направлениях, но без всяких заданий со стороны Екатеринбурга. Когда я отогнал от Надырова моста, наступило успокоительное время, я пошёл от Осанова во круг вёрст 30-ть в Башкирию, у них были добровольцы и отряды, которые присоединились ко мне. Были такие схватки: человек 80-ть казаков, а наших человек 10-ть. Например, у деревни Сангулово. Мы поехали в разведку 6-ть человек, поехали в деревню. Вдруг казаков человек 30-ть. Мы спрятались за плетень. Мы убили 8-мь человек казаков, а потом они убежали. Такие стычки были всё время. Считали, что у меня действует отрядов 10-ть. Я перебрасывал отряды на телегах. Как только что услышу, сажаю на телеги, бью, где появились белые банды, сажаю на телеги, а потом опять перебрасываю. В это время получаем сведения, что чехословаки бросили тракт и двинулись по железной дороге на Аргаяш (дат не помню). Я приезжаю сюда, сообщаю, что такие то сведения получены, что необходимо составить тот или иной план действия. После этого Симонов был военным руководителем, но приглашает меня приехать на станцию. Это было 5-го Июня. План заключался в следующем. Я со своим отрядом выделяю весь отряд и разрушаю пути сообщения за Челябинском на станцию Аргаяш. Когда я приехал, одел приличный костюм и на тройке поехал на станцию Аргаяш. Виделся с тамошним караулом, посмотрел, где расположены пулемёты и уехал (это характерный случай). Я посылал разведку как бы продавать хлеб, крестьянин едет в Челябинск, продаёт хлеб и собирает сведения. Население ко мне относилось хорошо, так как за подводы платились деньги. Деньги мне не давались, поэтому я облагал буржуазию.

Один из самых интересных моментов – это было у Аргаяша, после совещания с Симоновым, 5-го Июня, на котором было решено, что часть, стоящая в Куяше, бьёт в лоб, двигается по железной дороге.

Я же – со своим отрядом. К этому времени отряд достиг, вероятно, человек до 600, при чём так как мне нужно во что бы то ни стало от Екатеринбурга итти трактом, то я 300 человек оставляю у Надырова моста, где было вроде укрепления, базы, где стояло два пулемёта. С остальными к 7-му числу я должен был пройти 110 вёрст. Из Куяша мне нужно было вернуться обратно и к 7-му числу [9] разобрать пути и ударить, кажется, с Западной стороны, словом у Озера Аргаяш. Я посадил опять на телеги и отправился во все деревни, их пришлось пройти 9-ть, все они были заняты казаками. Мы двигались по расположения неприятеля, разбиваем и идём дальше, не думая о том, что делается в тылу и т.д. У нас было задание такое, что у нас в лоб двигаются по железной дороге полторы тысячи и будут бить из села Рождественского на Аргаяш. Я наступаю от Асанова, передаю Анучину командование отрядом. Он направляется на ст. Аргаяш. Я беру 20 человек. Разбираем путь, перерезаем провода и утром, присоединяясь к своим частям, бьём на Аргаяш, захватываем деревни (чехо-словаков было 200-300 человек), занимаем их, они не успели ничего взять, так как наш налёт был очень стремителен. Ихними же пулемётами мы их расстреливали. После этого была занята станция Аргаяш, где был в то время гарнизон до 1000 человек (нас было 300 человек). Надо заметить, что они занимали укреплённую позицию. Это должно было совпасть с 6-тью часами утра. Тогда части должны бить в лоб. Рождественский отряд полторы тысячи человек должен бить с левого фланга, считая от Челябинска, а если от нас – с правого фланга. В этом отряде был Мрачковский, он должен был бить в лоб. Он тогда был комиссаром этого отряда. Вместо того, чтобы бить им в лоб, они убежали на 45 вёрст и отступили. Я получаю сведения – отступил угловой отряд. Мы шли как подкрепление, но не как основные силы. Мы выполнили план, который нужно было сделать. Мы повернули, и отряд Мрачковского тоже ушёл. В отряде Мрачковского была часть из моих, часть из других заводов, часть из Дутовцев. Там был 7-ой Уральский полк. Я знаю, что они отступили, чехи подвинулись вперёд на 45 вёрст. Рождественцы тоже ушли. Чехи тут, чехи у Челябинска. Газеты в тылу Екатеринбурга писали, что Жебенёв авантюрист здался со своим отрядом. Когда я получаю такие сведения, что сильные отряды ушли, я говорю, что так как занимать не приходится, мы отойдём на более лучшие позиции. Я был между казаками и чехами, а справа и сзади и спереди чехи. Мы взяли у чехов 8 пулемётов, много винтовок, много пленных. Так как мы знали, что главные силы идут по железной дороге, мы взяли с собой по 300 патронов, мы шли как бы в прогулку, не рассчитывая, что придётся воевать. Положение такое, что у нас патронов тоже нет. Я говорю: "Ребята, мы пойдём занимать позиции получше, так положение здесь неудобное, пока подойдут части". В это время [9об] эшелон перебрасывается обратно. У них до двух-четырёх тысяч. Когда первый эшелон начал высаживаться, мы начинаем косить из пулемётов, мы их положили порядочно. Они писали в газетах, что их погибло 800 человек, но неприятель погибло вдвое. Этого никак уже не выходило. В белых газетах отчёта об этом нет, а неприятель оценивает лучше, чем мы сами можем оценить. У меня было 14 человек убитых и 18 раненых. Вот все потери, которые у нас были. Нам было важно во что бы то ни стало выбраться к своим. Тогда я говорю: "Берите винтовки". Но что делать с пленными, они нас связывают, разстреливать их – у нас патронов нет, а вести трудно. Я говорю, что из вас возьмём 30 человек с собой, при чём если вы будете преследовать или сообщать, то эти 30 человек будут зарезаны, если нет, то на границе я их отпускаю. После этого 30 человек анархистов посылаю разсеять казаков, чтобы дать мне путь для прохода. В тылу их было не много. Публика поехала на телегах, на лошадях, постреляли, проехали вёрст десять, казаки бежали, значит путь на эти вёрсты был свободен. Мы шли полторы недели по направлению АСАНОВО-КУЯШ. Мне военные спецы говорили, что я делаю недопустимые вещи. Через каждые 15 человек – пулемёт, идут гуськом. Для кавалерии нет ничего лучше, чтобы перерубить всех, мы должны были итти кучей. Как только казаки скопятся, чтобы атаковать, мы соединяемся и стреляем. Казаки рассеивались и уходили. Они конвоировали нас на обе стороны. Таким образом мы двигались и добрались до Осанова. Когда мы закрепились, казаки бросились нас преследовать. А в газетах писали, что я авантюрист и т.д. Я приехал сюда и читаю все эти известия. Представьте, какое настроение. Я хотел пристрелить редактора. [10] мы заняли свои позиции. К этому времени прислали четыре орудия. Мне дали артиллерию Александровского Московского Училища. У меня была деревянная кавалерия, потом был отряд чертей в 125 конных человек. Они производили разведку, нападения, отбивали хлеб, целые обозы. Узнаешь, где имеется склад, посылаешь в тыл, там забирают орудия и привозят оттуда. После этого боя мне прислали военного командира ГОЛУБЕВА из генерального штаба. Его потом хотели расстрелять, но я не дал расстрелять, он хотел бежать. В Куяше было боёв девять. Эти позиции были самые невозможные. Военные спецы говорили, что это такие позиции, где можно только всем погибнуть. Мы выдержали 9-ть атак, были среди неприятеля, тыл был отрезан. У меня было 900 человек. Единственное отступление у нас было озеро, если нужно отступать, то нужно было тонуть. Публика имела бодрое настроение.

Крестьяне относились настолько хорошо, что по окопам – у нас были окопы, позиции артиллерии – на фронт крестьяне возили молоко в пожарных бочках, приносили лепёшки, пироги, были самые лучшие отношения. Крестьяне к нам относились всегда хорошо, мы их не грабили, не расстреливали, не требовали лошадей. Если лошади были нужны, то они сами давали не за страх, а из симпатии. Мы сидели там недели три, примерно до конца Июня. Из Куяша мы отступили по распоряжению из Екатеринбурга. Тут был, кажется, Берзин и Белицкий. Мы сидели здесь. Мы предполагали наступать на Челябинск, но было запрещено. Нам надоело сидеть, везде была охрана, мы произвели боевую разведку. Я взял 140 человек и решил ощупать окружающую местность. Мы наткнулись на неприятеля. Мною была послана вперёд конная разведка (до организации отряда чертей). Они заехали в ложбину и легли в лесу спать. На боевом автомобиле я поехал. Вдруг, только начал подниматься на гору, на горе у них были окопы, в которых они сидели, так как они подготовляли наступление, из [10об] двух пулемётов открыли стрельбу. Начальник броневого отряда хотел повернуть автомобиль, автомобиль попал в канаву и застрял. Всю мою разведку я отпустил, мои разведчики не вернулись. Проехав шесть вёрст, я хотел вернуться обратно, а разведчики пошли в деревню. У меня только один автомобиль и два броневых автомобиля. Я сделал распоряжение выкинуть два орудия на позицию. Мы выехали к окопам, наши снаряды ложатся рядом. Неприятель с колокольни заметил нас, и снаряды ложатся рядом с нашим броневиком. Эти не видят, какое количество нас расстреливало. Из-за гребня горы нам не видно, что у них делается. Когда такая штука произошла, со мной было три ординарца, они бросились в Куяш и требовали, чтобы баталион двигался. Там не имели письменного распоряжения и не пошли. Софья К… и Иван анархист на телеге поехали также за броневиком с двумя пулемётами. Когда услышали, что что-то неладно, ординарцы подползают к броневику и говорят, что товарищи не идут, так как нужно письменное распоряжение. Я выскакиваю и говорю: "Спрячьтесь за броневик". По распоряжению командира полка Галенкина подходит Петроградский отряд под его командой, я выскакиваю с броневика, кричу: "Ура, в атаку!" Меня подстрелили. Я говорю: "Ребята, броневик не сдавайте". Мы прогнали эти четыре тысячи человек. Подоспели ещё другие части, и таким образом броневик остался цел, и остались все живы и здоровы. У командира артиллерии вышибло глаз, у нас выбыл командир батареи Болотов, уездный председатель исполкома, его пришлось взять командиром батареи, и он оказался настолько прекрасным командиром, что артиллерия неприятеля прекращала свои действия после четвёртого действия. В этих боях участвовали башкиры, татары, чехи. Казаки действовали таким образом: башкир посылали вперёд часто даже без оружия. В бое их было положено приблизительно до 400-х трупов. [11] Им говорят, что у красных есть оружие, его вы возьмёте и будете воевать. Я прекратил пулемётную стрельбу, так как мне было противно расстреливать, это был просто расстрел, они шли и падали, а казаки на 5-6 вёрст сзади, также и чехи."

Ещё из воспоминаний Жебенева:

"Я только что вошёл в Касли, получились сведения, что надо отступать на Сары, на Надыров мост. Я беру свои части, выезжаю туда, дело совсем не ладно, Сары взяты неприятелем. Наши части отступали, хотя были испытанные. Отступили к Куяшу. Это единственное отступление за все наши военные действия. Тут отличились два пулемётчика: Гребнёв и Уфимцев, которые взорвали себя. Части отступили, только пулемётчики оставались до самого последняго момента. Они взорвались вместе с пулемётами. Один пулемётчик всё время оставался с пулемётом два часа, пока отступали наши части и отошли на 6-ть вёрст, он ни одной пули не выпускал зря. Панически настроенная публика всю ленту выпускает, а он нажмёт, пустит, нажмёт, пустит, медленно, но определённо, на двести шагов он попадал в платочек. Сестра К… набивала ленту, они отстреливались всё время. В то время ни чего не отмечалось, у нас было много героев, почти каждый был героем. Я считал, что это моё дело, раз хорошо, чего же доносить, смотрел просто, без всякого раздумывания над этими вопросами. После этого мы получили распоряжение отступить, отступили. У нас база была в Тибуке, до Тибука мы шли свободно, так как неприятеля близко не видели, мы прогнали его [13] вёрст на 30-ть вперёд, они ещё не оправились, чтобы нас преследовать, у них было пять орудий, а три из них мы отбили.

В бою возле Карабулки произошло интересное событие, тут нужно отметить ещё одного коммуниста, рабочего Северского завода КИКУРА, он погиб геройски, но погиб потому, что не исполнил моего распоряжения. Это было в Осанове. Я вернусь назад. После отступления от Куяша. Дело заключалось в следующем: когда было отступление от Куяша, когда окружали казаки и чехи, то в Осанове, как в одном из опорных пунктов, я оставил как прикрытие отряд КИКУРА, чтобы успеть перейти реку, остановиться на хуторе и расположить роту в 50 человек, которые снимались часов в 5-ть. Они расположились в деревне в расположении неприятеля, он перешёл реку в расположении неприятеля и там остановился, разделись до рубашки и легли спать. Ночью их окружили и всех перерезали. КИКУР погиб, тут также погибло человек 60-т. Но это было вследствие непонимания того, что мною было сказано. Он был энергичный, славный парень. Мы заняли позицию в Татарской Карабулке, я оставил отряд, два баталиона в районах Карабулки, главные части были отведены в Тибук. Рота, которая там была, её выгнали, они оставили 15 тысяч патронов, два пулемёта и 40 человек было убитых. Остальные бежали. Отбили неприятеля и оставались до тех пор, пока не было получено сведения, что наши части отступают. У меня был белогвардеец георгиевского кавалера – я считаю его белогвардейцем потому, что он не сочувствовал красной армии. Я ему говорю: "Вы оставайтесь при штабе". Белогвардеец говорит: "Я спортсмен и войну люблю и кроме того мобилизован, а раз мобилизован, то я считаю своим долгом сражаться". Таких у меня было много. Он дал мне слово, что он не перейдёт к белым. Его потом в Тагиле закололи штыком. Фамилия его, кажется, Максимовский, штабс-капитан."

Памятник в селе Большой Куяш был установлен в 1912 году в честь императора Александра II. После революции 1917 г. красные сняли с мраморного обелиска бюст императора. Чешские легионеры в память о своих погибших товарищах, участвующих в боях около этого села, использовали бесхозный обелиск, установив на нём гусистскую чашу. 



После освобождения села красными рядом с с этим обелиском были захоронены местные жители, погибшие в летних боях 1918 года.



Позже имена чехов на памятнике стерли или закрасили, а поверх краски разместили новую памятную доску.



1954 год. Из фонда ОГАЧО



1958 год




1961 год. Источник: ОГАЧО. Фонд Р-1589. оп. 1. д. 355





2013 год





Источник: http://ural2.claw.ru/doc3.html

Источники: https://uncle-ho.livejournal.com/1157759.html;
https://uncle-ho.livejournal.com/1158310.html