Старообрядческий скит на озере Сунгул (буква «ь» в названии озера появилась в документах после 1945 г.) расположен на полуострове, который в настоящее время носит название «Монашки». Старообрядческий мужской монастырь был основан на берегу озера Сунгуль в 1811 году. На полуострове обосновались несколько десятков скитников.
Легенда № 1 «Дырники»
Наиболее вероятно, что первые насельники скита были «беглопоповцами» часовенного согласия, поскольку в первой половине XIX в. именно это старообрядческое течение получило наибольшее распространение на горнозаводском Урале, в том числе и на ближайших к Сунгулю заводах. Возможно, после 1860-х гг. на Сунгуле появились «бегуны» (странники). Есть косвенные сведения о том, что в конце XIX - начале XX вв. они были замечены в этой местности. В числе радикальных согласий на Каслинском и Кыштымском заводах, помимо бегунов, стоит отметить «дырников». Скорее всего, их было несколько человек. В феврале 1909 г. двое из них участвовали в беседе с миссионером Ф. Коныгиным в Кыштымском единоверческом храме: маляр С.В. Швейкин и столяр Столбинский обсуждали вопросы о летоисчислении, о не поклонении св. инокам. На сохранившейся могильной плите на сунгульском кладбище имеется небольшое круглое отверстие. Однако вряд ли оно являются свидетельством влияния учения дырников. Вопрос о происхождении и назначении этих отверстий остаётся открытым, возможно это технологическое отверстие для установки надгробий. Документальных подтверждений о принадлежности сунгульских насельников к толку «дырников» нет, однако, среди местного населения имеется чёткое представление о толке «дыромолей», и даже некоторые жители утверждали, что некогда избы с подобными отверстиями для моления на восток встречались в окрестных деревнях.
Легенда № 2 «Древняя культура»
Территория монастыря располагается в восточной части полуострова, в связи с чем, подвергается воздействию господствующих здесь ветров северного и северо-восточных направлений. Для защиты от ветра была выложена заградительная стена из камня плитняка вдоль берега. Также, в этой части полуострова – обрывистые, скалистые берега. А вот на западной стороне полуострова, защищённой от ветра пригорками и лесом, скитники обустроили кладбище. Саткинский краевед Александр Шестаков, высказал версию, о том, что постройки Сунгульского скита напоминают поселение Скара-Брей, расположенное на острове севернее Шотландии с суровым климатом, ветрами и штормами, основанное 5 тыс. лет назад. Очень похожа на скара-бреевскую каменная кладка, закруглённая в углах, должно быть для того, чтобы усилить сопротивление сильным ветрам. Та же самая закруглённость кладки присутствует на сохранившихся фундаментах на Сунгуле. Дома на Скара-Брей соединены подземными коридорами, были покрыты сверху брёвнами и дёрном. Аналогичные покрытия келий были и на Сунгуле, а рассказы о подземных ходах вошли в местные легенды. Александр Шестаков высказал версию о том, что древние постройки были использованы старообрядцами для обустройства скита. Возможно, эта версия и недалека от истины, так как археолог Елена Тидеман нашла на территории скита тальковый диск, предположительно относящийся к эпохе неолита. Лесные тропинки вдоль берега между кельями были обложены камнем по типу бордюров. Колодец расположен в юго-западной части полуострова в непосредственной близости от кладбища и имеет кувшинообразную форму со значительным сужением в верхней части. Изнутри колодец также выложен камнем и не имел сверху сруба. Подобных конструкций колодцев в известных местных культурах не встречается. Но особый интерес вызывает то, что данный колодец один в один повторяет колодец острова Скара-Брей. Краевед А.Шестаков в своей статье «Тайна старого колодца» указывает на сходство сунгульского колодца и аналогичных колодцев на территории Германии, которые, по мнению учёных, носили ритуальный характер. Их ещё называли жертвенная яма или похоронный колодец, связанные с богами потустороннего мира. В советское время колодец был засыпан (неизвестно, с какой целью) и лишь в 1990-х годах группой энтузиастов во главе с Колодий Е.Ф. колодец был расчищен, но не до водоносного горизонта, так как воды в колодце существенно не прибыло.
Легенда № 3 «Колокола»
Общежительство сунгульского скита относительно благополучно просуществовало несколько десятилетий, до 1840-х гг., когда власти стали предпринимать активные действия по уничтожению известных им старообрядческих скитов. Сведения о пустыни на Сунгуле у Главной конторы Уральских заводов имелись ещё в 1836 г., после следствия, проведённого по инициативе пермского архиерея. Тогда, побывавшая в Сунгульском мужском и Анбашском женском скитах команда под руководством заводского исправника Овчинникова, изъяла богослужебное имущество (в состав которого входили даже колокола) и составила список пустынножителей. Однако, предписание уничтожить скит появилось лишь спустя 9 лет, в 1845 г. (после рассмотрения дела Комитетом министров). Согласно этому распоряжению, надлежало разрушить все постройки на острове Сунгул, а это три избы, и найденные в них богослужебные принадлежности отправить в Пермскую духовную консисторию. По данным 1836 г. в этой местности скитскую жизнь вели 13 человек. Что касается изъятых на скиту колоколов, то упоминание о них встречается в нескольких дошедших до нас донесениях. А вот сведений или упоминаний о колокольне или колокольном звоне на скиту никогда не встречалось.
Легенда № 4 «Местные Святые»
Уже в 1864 г. епархиальному начальству было донесено, что по соседству с обителью о. Макария на берегу Сунгула появилось ещё несколько убежищ. В одном из них сначала проживала семья старообрядцев из Каслинского завода, а после их ухода – несколько неизвестных мужчин, носящих монашеское одеяние. В другом месте, также неподалеку, устроили скит несколько местных женщин. Все сунгульские насельники отказывались внять увещаниям миссионера и не выполняли распоряжения местных властей разъехаться по домам. С этого времени берег озера Сунгуль уже никогда не оставался пустынным. Вполне вероятно, что оживление, суета и появление соседей, принадлежащих к другому согласию, заставили о. Макария вернуться на полуостров. Трудно сказать что-либо определённое о других сунгульских старцах - о. Леониде и о. Максиме, известных по воспоминаниям местных старообрядцев. В начале XX в. к кладбищу на Сунгуле, где были похоронены старцы из мужского скита, ежегодно, в июле, из Каслей и Кыштыма совершались крестные ходы, всегда многолюдные; могила о. Леонида, при этом, почиталась особо. Можно предположить, что о. Леонид был одним из авторитетных подвижников Сунгульского общежительства в первые десятилетия XIX века. В 70-х годах XX в. захоронения на монастырском кладбище были вскрыты и подверглись разграблению. Было высказано предположение, что останки особо почитаемых старцев были вывезены и перезахоронены.
Легенда № 5 «Урало-Сибирский патерик»
Наиболее вероятно, что самый крупный женский скит на оз. Сунгул появился на месте мужского в конце XIX в. После того как скит пришел в упадничество, его вторая жизнь началась уже после 1861 года – отмены крепостного права. Приблизительно в 1900 г. на Сунгуле поселилась монахиня Ксенофония. Феодосия и Елена, жительницы Каслей, получили от отца и матери разрешение уйти в кельи на озере. Там девушки основали свой скит, в котором сначала было 5 человек. В течение последующих 2 –3 лет обе отшельницы были пострижены – Феодосия под именем Феклы, а Елена под своим собственным именем. Около 1903-1904 гг. в этот скит пришли сестры Елены, Мария (м. Мелетина) и Анна (м. Анатолия), а затем Татьяна Михайловна Людиновскова (м. Тавифа) и ее младшая сестра Александра (м. Алевтина). Стараниями Феклы, руководившей внутренней жизнью скитской общины и помогавшей ей Елены, новая Сунгульская обитель стала весьма авторитетной и многочисленной. Мирно просуществовав до 1917 г., общежительство на Сунгуле испытало и в полной мере большинство потрясений революционного времени и установления советской власти. Из-за голода и притеснений в 1921-1923 гг. крупный скит м. Фёклы и Елены разделился: несколько келейниц, в т. ч. и м. Елена остались на старом месте, а большинство из них вынуждены были временно переселиться на Тюменщину. Впоследствии, многие вернулись на прежнее место и прожили там ещё несколько лет. В 1926 г. этот Сунульский скит опять был самым крупным в округе - в нём проживало 35 человек (7 мужчин и 28 женщин). Примерно в 1927 г. м. Елена заболела раком груди и перенесла операцию, которая ей не помогла. 17 апреля 1927 г. она скончалась в Сунгульском скиту и там же была похоронена. Вскоре, после смерти м. Елены, скит был разорён властями. Зимой 1928/29 гг. на Сунгул приехали представители НКВД. Молодые, не принявшие постриг насельницы, которым было куда возвращаться, были отправлены по домам, а престарелых сначала отвезли в отделение милиции, а потом продержали в заключении до окончания следствия по делу сунгульских скитниц («черноризниц»), подозреваемых в противодействии Советской власти. Некоторые из черноризиц сумели скрыться и избежали ареста. Ещё до закрытия Сунгульского скита, во второй половине 1920-х гг. чуть более десятка человек с м. Фёклой перебрались сначала в пустынь около д. Солобоево на юге Тюменщины, а затем на реку Танаевку (80 вёрст от Тюмени). Матушки Анатолия, Тавифа, Акинфа впоследствии стали одними из авторов текста Урало-Сибирского патерика, рассказав о своём «путешествии» с Урала в Сибирь и о создании м. Фёклой и Еленой скита на Сунгуле.
Источники: 1. Боровик,Ю.В. Старообрядческие скиты на озере Сунгуль 1811-1929гг. [Текст] /Ю.Боровик: историческая справка. Екатеринбург, 2005. 2. Шестаков,А. Тайна старого колодца[Текст]/А.Шестаков//Вечерний Челябинск, 2012. 17 февраля. 3. Свистунов,В.М. История Каслинского завода 1745-1900гг[Текст]/В. Свистунов.Челябинск: Рифей. 1997. 4. Дроздова,Е.О.Загадки Сунгульского скита. Большой Камень[Текст]/ Е.О.Дроздова// Русь Православная. 2001.№5(59). 5. Дроздова,Е.О.Доклад «Сунгульский старообрядческий скит –версия и легенды на межрегиональной историко-географической и краеведческой конференции «Кыштымский горный округ: три века и новый день [Текст]/ /Е. Дроздова.Кыштым, 2016.27 апр. 6. Дроздова Е.О. – Сунгульский старообрядческий скит (версии и легенды)//Каслинский альманах. Выпуск 11. Касли, 2017. С. 93-97.
